милый кексик
Фандомная деятельность для меня - это огромный шкаф, даже гардеробная, если не архив.
Много секций-фандомов, каждому пейрингу отведена своя полка.
Я очень редко публикую работы. Не потому, что мало пишу или редко открываю вегас/фотошоп, а просто потому, что огромное количество заготовок оседает на этих полках надолго или навсегда.
Полстранички блейзопарвати или десять страниц пансиджорджа - итог один. Десятки набросков коллажей, три или четыре клипа и пятьдесят, а то и больше, если все собрать и посчитать, фиков. И сотни рифмованных строк.
Я просто перегораю в определенный момент и понимаю, что, нет, эта работа не увидит свет интернета.
Я могу сколь угодно любить этих героев, шипперить их до потери пульса, но где-то внутри щелкает тумблер - и всё. Работа отправляется на полку.
Но иногда я беру ключ и отпираю свой шкаф. Брожу меж стеллажей и полок, разглядывая забытые наброски, умиляюсь, смеюсь или хмурюсь. Стираю с них пыль, иногда выдергиваю строчку-другую, чтобы вшить потом в другой текст, который, возможно, будет выложен в сеть.
И крайне редко, но, бывает, я заканчиваю какую-то работу и выкладываю.
И почему-то от этого становится невыносимо горько и тепло одновременно. И на мгновение кажется, что этот шкаф существует не зря.
Много секций-фандомов, каждому пейрингу отведена своя полка.
Я очень редко публикую работы. Не потому, что мало пишу или редко открываю вегас/фотошоп, а просто потому, что огромное количество заготовок оседает на этих полках надолго или навсегда.
Полстранички блейзопарвати или десять страниц пансиджорджа - итог один. Десятки набросков коллажей, три или четыре клипа и пятьдесят, а то и больше, если все собрать и посчитать, фиков. И сотни рифмованных строк.
Я просто перегораю в определенный момент и понимаю, что, нет, эта работа не увидит свет интернета.
Я могу сколь угодно любить этих героев, шипперить их до потери пульса, но где-то внутри щелкает тумблер - и всё. Работа отправляется на полку.
Но иногда я беру ключ и отпираю свой шкаф. Брожу меж стеллажей и полок, разглядывая забытые наброски, умиляюсь, смеюсь или хмурюсь. Стираю с них пыль, иногда выдергиваю строчку-другую, чтобы вшить потом в другой текст, который, возможно, будет выложен в сеть.
И крайне редко, но, бывает, я заканчиваю какую-то работу и выкладываю.
И почему-то от этого становится невыносимо горько и тепло одновременно. И на мгновение кажется, что этот шкаф существует не зря.